«Человек есть мера всех вещей». Эта фраза многим известна, но ее продолжение, думаю, знакомо далеко не каждому. Еще в V веке до н.э. софист Протагор подарил ее эллинам, Платон увековечил ее в своем произведении «Теэтет», так она дошла и до нас с вами.

Давайте вспомним, как эта фраза звучит полностью, и поразмышляем над ней: «Человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют» (Платон, «Теэтет», 152а).

Да, человек познает мир, измеряя все относительно себя (большое, маленькое, быстрое или медленное), и это естественно - мы все соизмеряем с собой, своим мнением, пониманием.

Пока мы с вами размышляем в категориях ощущений и эмоций - холодно или жарко, интересно или нет, нравится или не нравится - безусловно, мы будем сталкиваться с бесконечным множеством мнений. И, как говорится, сколько людей, столько и мнений. Например, стоит заговорить о погоде или климате, о недавно увиденном фильме или прочитанной книге, о человеке, событии или месте, в котором вы побывали, - и тут мы встречаемся с бесконечным разнообразием всевозможных мнений и «экспертных оценок», как нельзя лучше иллюстрирующих, что сказанное 2500 лет назад не потеряло своей актуальности и в XXI веке. Каждый считает свою точку зрения «истиной в последней инстанции».

Почему же так происходит? У каждого из нас своя шкала измерений (свой Фаренгейт и Цельсий), когда речь идет о понятиях и категориях, которые сложно выразить количественно. Как измерить глубину содержания? Красоту произведения искусства? Как измерить щедрость или великодушие? А справедливость или человечность? Для мира вещей придумали килограммы, литры, футы, мили, штуки. А вот как ввести «абсолютный ноль» для категорий нашего внутреннего мира, для этических понятий? Мы же не говорим: «У меня сегодня доброты на +5, а у моего друга сегодня щедрости на 10 ниже нуля». Это внутреннее «измерение» влечет следующий непростой вопрос: относительно чего меряем? Существуют ли абсолютные категории Справедливости, Красоты, Доброты и так далее?

Здесь начинается самое сложное и самое интересное. Мы с вами входим в пространство философии. Конечно, об этом размышляло не одно поколение философов и оставило своим современникам и потомкам (то есть нам) даже письменные труды! В ответ на слова Протагора Сократ говорит о существовании Истины вне зависимости от человека и его представлений об этом, а Платон представляет учение об Идеях, являющихся причиной всего мира вещей.

Но если допустить существование абсолютных категорий в мире идей и этических понятий, то это будет подобно законам физики. Закон тяготения или закон гравитации существует вне зависимости от того, нравится он нам или нет, знаем мы о нем или нет, существует в нашей голове такое понятие или нет, - мы все испытываем его воздействие. А электричество и магнетизм существовали задолго до их официального открытия в мире науки, не правда ли? В момент открытия закона находится тот, кто формулирует причинно-следственную связь (то есть формулу), как этот закон работает.

По этой аналогии мы можем предположить, что в мире ценностей, этических категорий существуют свои неизменные законы и свои «формулы» причинно-следственных связей. Их-то мы и открываем всю жизнь эмпирическим, опытным путем. От личных опытов и экспериментов мы переходим к поиску ориентиров, поиску созвучных людей, идей, учений, не только размышляя над категориями добра и зла, но и постоянно выбирая. Иногда мы пытаемся перевести эти категории в квадратные метры или рубли, иногда - в килограммы или километры, но жизнь, как правило, дает нам понять, что категории ценностей - из другой «шкалы»… Философия оставляет нам ориентиры и размышления об открытых универсальных законах нашего внутреннего мира. Именно поэтому философия родилась как постоянный поиск Истины, которая всегда будет сокрыта от нас, но именно путь к ней и пробуждает в нас философа, а значит того, кто не считает свое мнение «истиной в последней инстанции».

Если в нашей жизни появятся достойные ориентиры, то внутри нас начнет вырастать шкала скромности по Сократу, идеализма по Платону, великодушия по Марку Аврелию… Продолжите, и вы увидите, как преобразится ваша «мера всех вещей».

Дополнительно

- Итак, не говорит ли он как-то таким образом, что какою каждая (вещь) кажется мне, такова она есть для меня, и какою тебе, такова она для тебя, ты же и я человек?.. Разве не бывает иногда, что при дуновении того же самого ветра один из нас зябнет, другой нет? и один слегка, а другой сильно?

- Конечно.

- Итак, в этом случае ветер сам по себе назовем ли мы холодным или не холодным, или поверим Протагору, что для зябнувшего он холоден, для не зябнувшего не холоден?

- Кажется, что так.

- Следовательно, и является (это) каждому из них таким образом?

- «Является» же (это) значит «ощущается».

- Правильно.

- Итак, явление и ощущение тождественно, и в теплом и во всем тому подобном. И в самом деле, каковы ощущения у каждого, таковы для каждого и существующие (вещи).

Платон, «Теэтет»

***

Рассказывают, что один афинянин пришел к пифии и спросил: «Кто самый мудрый в Афинах?» «Сократ», - ответила пифия.

Афинянин принес эту весть Сократу, и философ очень удивился. Несколько дней Сократ обдумывал ответ пифии и пришел к такому выводу: «Я знаю, что ничего не знаю, но остальные не знают даже этого».

***

Когда римский император-философ Марк Аврелий узнал о предательстве Авидия Кассия, своего сподвижника, он остался спокоен и не поддался чувству гнева или мести. Он знал о чрезмерных амбициях генерала и писал своему сводному брату и соправителю Луцию Веру: «Я прочитал твое письмо, в котором больше беспокойства, нежели императорского достоинства... Если Кассию суждено стать императором, то мы не сможем убить его... если же не суждено, то без жестокости с нашей стороны он сам попадется в сети, расставленные ему судьбой... Не так плохо мы почитали богов, и не так плохо мы жили, чтобы он мог победить»…

Получив перехваченные письма, адресованные Кассием к заговорщикам, Марк Аврелий, не читая, прикажет их сжечь, чтобы «не узнать имен своих врагов и не возненавидеть их непроизвольно».

Мятеж длился три месяца и шесть дней. Авидий Кассий был убит одним из своих сообщников. Император дал полную амнистию его сторонникам. Многим тогда казалась, что подобная мягкость граничит со слабостью. Но как далеки они были от истины!

Аналогично и Протагор признает суверенитет риторики в отношении критериев истины. В «Антилогиях» (сочинение Протагора, известное лишь в пересказах) он указывает, что «вокруг любой вещи есть два аргумента, противоречащих один другому», значит «речь идет о том, чтобы научить критике и умению обсуждать, вести спор, организовать турнир доводов против доводов». 4 Предельно релятивистская позиция Протагора выражена в его знаменитом тезисе: «Человек - мера всех вещей, существующих, что они существуют, несуществующих же, что они не существуют . <…> Если кто-нибудь скажет, что человек не есть критерий всех вещей, то он все равно подтвердит, что человек – критерий всех вещей, потому что тот самый, который это утверждает, есть человек; и кто допустил явление в качестве отнесенного к человеку, тот тем самым признал, что и само явление принадлежит к тому, что отнесено к человеку. Поэтому и безумный в отношении того, что является в безумии, есть верный критерий; и спящий - в отношении к тому, что является во сне; и младенец - к тому, что случается в младенчестве; и старик - к тому, что в старости» 5 .

Так как все оказывается существующим постольку, поскольку оно кем-либо так или иначе воспринимается, и становится истинным в силу того, что кто-либо признает нечто таковым, Протагор предпочитает различать не «истинные» и «ложные» мнения, а мнения хорошие и дурные. Как пишет Платон в «Теэтете» от лица Протагора, «тот, кто из-за дурного состояния души имеет мнение, соответствующее этому состоянию, благодаря хорошему состоянию может изменить его и получить другое, и вот эту-то видимость некоторые по неопытности называют истиной, я же скажу, что одно лучше другого, но никак не истиннее» 6 . «Мудрецом я называю того, кто кажущееся кому-то и существующее для кого-то зло так преобразует, чтобы оно казалось и было для него добром» 7 . Подобным образом врач вылечивает больного, которому, пока он болен, вся пища кажется горькой. Так же «мудрец вместо каждой дурной вещи заставляет достойную и быть, и казаться городам справедливой» 8 .

3. Сократ как оппонент софистов и образец истинного философа.

Принципиальным возражением Сократа в адрес Протагорова релятивизма было указание на то, что на самом деле Протагор не может утверждать того, что он утверждает. Ведь, соглашаясь, что всякое мнение бывает лишь о том, что существует (а значит, как интерпретирует это Сократ, является истинным), Протагору придется признать, что истинны и все утверждения, противоречащие его позиции. «Следовательно, поскольку все ее оспаривают, Протагорову “истину”, она ни для кого не может быть истинной - ни для кого-либо другого, ни для него самого» 9 .

Кроме того, без знания истинного блага и справедливости невозможно различить хорошие и дурные мнения. И вообще, как утверждает Сократ в платоновском «Протагоре», «благополучие жизни зависит от знания» 10 . Неверно, будто человеком управляет что-либо, помимо знания (удовольствие, скорбь, любовь, страх). Не следует думать о знании, как о «невольнике, которого каждый тащит в свою сторону». Напротив: «Знание прекрасно и способно управлять человеком, так что того, кто познал хорошее и плохое, ничто уже не заставит поступать иначе, чем велит знание, и разум достаточно силен, чтобы помочь человеку» 11 . И «по-видимому, не в природе человека по собственной воле идти вместо блага на то, что считаешь злом» 12 . Словом, все дурные поступки совершаются исключительно по неведению , когда за благо почитают то, что на самом деле таковым не является. (Это так называемая позиция интеллектуализма в этике.)

Словом, Сократа принципиально отличает от софистов признание им объективности истины, а также объективности критериев добра и красоты; т.е. оценочные суждения также могут быть верными и ошибочными. Смыслом своих бесед и споров он считал майевтику (родовспоможение), отводя себе роль акушера, помогающего собеседнику «родить» истину в своем собственном разуме.

Однако, на первый взгляд, или, так сказать, «со стороны» сократический метод ведения беседы выглядит вполне софистическим. Наряду с движущим сократическую беседу «изнутри» неуклонным стремлением к объективной истине ее другой не менее важной составляющей, как бы внешней оболочкой, служит непробиваемая ирония . Сократ высказывается, всегда критически отстраняясь и от аргументов собеседника, какими бы убедительными они ни казались, и (особенно, если ориентироваться на ранние диалоги Платона) от своих собственных суждений, представляя себя человеком несведущим и нуждающимся в наставлении. В высшей степени иронична знаменитая фраза «я знаю, что ничего не знаю», которую Сократ приводил в доказательство правоты Дельфийского оракула, объявившего его самым мудрым из всех. Ведь, побеседовав с самыми разными людьми: государственными мужами, поэтами, ремесленниками, - Сократ обнаружил, что они, в действительности, не знают ничего и лишь мнят себя мудрыми. В то время как он сам, не будучи знающим, и не считает себя таковым. Выходит, «мудрейший тот, кто, подобно Сократу, знает, что ничего-то по правде не стоит его мудрость» 13 .

О том, каким образом Сократу удавалось выводить на чистую воду полнейшее невежество его собеседников, дает представление диалог «Гиппий больший», в котором учитель Платона пытается получить у богатейшего и популярнейшего из софистов Гиппия ответ на вопрос о том, что есть прекрасное. Не буду здесь пересказывать этот диалог в подробностях, отмечу лишь что начинается он с того, что Гиппий берется с легкостью разрешить все затруднения Сократа и утверждает, что прекрасны девицы, кобылицы и - если уж угодно говорить о таких вещах - умело изготовленные глиняные горшки. Но тут же оказывается, что по сравнению с родом богов род девиц все равно что прекраснейшая из обезъян по сравнению с человеком. Т. е. перечисленное Гиппием в одном отношении прекрасно, а в другом безобразно. К тем же выводам собеседники приходят всякий раз, как пытаются определять прекрасное через какие бы то ни было отосительные характеристики (подходящее, делающее пригодным и т. п.). Вплоть до того, что, например, определяя прекрасное как причину, или отца, всякого блага, они констатируют, что, поскольку отец не есть сын, то, выходит, прекрасное не есть благо. Также оказывается, что все, что заставляет вещи казаться прекрасными, не обязательно заставляет их действительно быть таковыми. Так Сократ постепенно подводит Гиппия к постановке вопроса о неких абсолютных критериях красоты, о прекрасном самом по себе: «Нужно попробовать показать, что же делает предметы прекрасными, кажутся они таковыми или нет» 14 . Но Гиппий уже настолько утомлен каверзными возражениями своего собеседника, что может лишь в раздражении прервать беседу, ввиду ее бессмысленности: «Но что же это такое, по-твоему, Сократ, все вместе взятое? Какая-то шелуха и обрывки речей, <…> разорванные на мелкие части. Прекрасно и ценно нечто иное: уметь выступить с хорошей красивой речью в суде, совете или перед иными властями, к которым ты ее держишь; убедить слушателей и удалиться с наградой, не ничтожнейшей, но величайшей - спасти самого себя, свои деньги, друзей. Вот чего следует держаться, распростившись со всеми этими словесными безделками, чтобы не показаться слишком уж глупыми, если станем заниматься, как сейчас, пустословием и болтовней» 15 .

Сократ же в ответ признается, что он и сам не имеет ответа на поставленный им вопрос, и сам, послушав ораторов, подобных Гиппию, стыдится того, что мучается столь нелепыми проблемами. Но еще больше он стыдится, когда, приходя домой, выслушивает обличения одного «очень близкого ему человека» (понятно, Сократ имеет в виду самого себя), который говорит: «Как же ты будешь знать, с прекрасной речью выступает кто-нибудь или нет, и так же в любом другом деле, раз ты не знаешь самого прекрасного? И если ты таков, неужели ты думаешь, что тебе лучше жить, чем быть мертвым?» 16

Последняя дилемма: неужели лучше жить без знания, чем быть мертвым, - выдвинута отнюдь не для красного словца. Пожалуй, для Сократа его жизнь, действительно была неотделима от мышления и поисков истины. Об этом свидетельствует, например, то, как он объяснял, почему никогда не записывал своих речей: «Дурная особенность письменности, поистине сходной с живописью: ее порождения стоят, как живые, а спроси их - они величаво и гордо молчат. То же самое и с сочинениями: думаешь, будто они говорят как разумные существа, но если кто спросит о чем-нибудь из того, что они говорят, желая это усвоить, они всегда отвечают одно и то же» 17 . Т.е. для Сократа истинной мыслью была лишь мысль «живая», та, что мыслится здесь и сейчас, в каждой новой ситуации заново прорываясь к вечному и неизменному, скрытому по ту сторону преходящих вещей, переменчивых мнений и непредсказуемых обстоятельств. Такая мысль, будучи однажды запечатленной во всегда во многом случайном наборе слов, записанных на бумаге, по самой своей сути не может быть истинной - это лишь мертвые знаки, которые сами по себе не приводят к восприятию идей. (Вспомните «концепты» Делеза и Гваттари, которые являются мыслительными актами , а не застывшими фигурами.)

И далее: «Всякое сочинение, однажды записанное, находится в обращении везде - и у людей понимающих, и равным образом у тех, кому вовсе не подобает его читать, и оно не знает, с кем оно должно говорить, а с кем нет. Если им пренебрегают или несправедливо его ругают, оно нуждается в помощи своего отца, само же не способно ни защититься, ни помочь себе» 18 . Т. е. Сократ признается, что относится к собственным речам, как отец к своим детям, за которых он переживает всей душой и боится отпускать в мир на произвол глупых, злонамеренных и несправедливых людей. Искажение его мысли в чьих-либо устах было бы для него так же болезненно, как если бы кто-то причинил зло его ребенку.

Наконец, прямым свидетельством того, насколько тесно для Сократа были переплетены «любовь к мудрости» и сама жизнь, является заключительный эпизод его истории 19: суд по обвинению в непочтении к богам и развращении молодежи и последовавшая за ним смертная казнь, которую в качестве наказания избрал (по правилам тогдашнего судопроизводства) себе сам Сократ, отказавшись от возможных в его случае штрафа и изгнания. Более того, когда ученики предложили Сократу, ожидавшему казни, бежать из тюрьмы, он отказался, поскольку тем самым, по его мнению, признал бы правоту своих недругов, обвинявших его в непочтении к законам. Сократ же всегда учил, что «и на войне, и на суде, и повсюду следует делать то, что велит Город и Отечество, или же вразумлять их, когда этого требует справедливость, учинять же насилие над матерью или над отцом, а тем паче над Отечеством есть нечестие» 20 . И он готов был придерживаться данного убеждения не только на словах, но и на деле.

Полагаю, классическая мораль этой трагедии вам достаточна очевидна: Сократ - воплощение подлинного философа, готового пойти на смерть ради утверждения всеобщей и объективной истины, каковая в то же самое время есть всеобщее и высшее благо. По сравнению с ним лицемерные софисты, прислуживающие сильным мира сего, - это философские обезьяны, воплощение всего низменного и отвратительного. Именно так классическая философская традиция и относилась к Сократу на протяжении почти двух с половиной тысячелетий.

Однако, как уже было сказано, в конце XIX в. немецкий философ Фридрих Ницше рискнул приоткрыть некую темную сторону этого безупречно светлого образа. Не есть ли Сократ некое олицетворение упадка воли, «крайнее выражение того факта, который начинал угрожать всем: никто не мог уже быть господином над собой, все инстинкты спутались и вступили в взаимную борьбу»? 21 Сократ же, провозглашая главенство и даже тиранию объективного разума надо всеми остальными побуждениями души как будто бы предлагал лекарство: «оставалось два выхода - или погибнуть, или стать разумным до абсурда» 22 . Пример такой абсурдной разумности - рассуждение Сократа на суде, когда он доказывает судьям, что смертная казнь была бы для него наиболее справедливым наказанием. Здесь, по иронии, именно разумность, в которой ищут спасения, и приводит прямиком к смерти. А может быть, здесь разум Сократа просто служит его глубинному влечению? (Это уже вопрос не только к Ницше, но и к Фрейду, о котором мы тоже в свое время поговорим.)

Вспомним также иронию Сократа, направленную против богатого и влиятельного Гиппия, или еще лучше его спор со знатным афинянином Калликлом по поводу того, в чем состоят счастье, справедливость и достоинство человека 23 . На этот счет у Ницше также есть немало пугающих вопросов: «Что такое ирония Сократа? Является ли она выражением мятежного и мстительного чувства человека, вышедшего из народа? Наслаждается ли Сократ, как угнетенный сын толпы, собственной жестокостью, нанося удары своими силлогизмами? Мстит ли он знатным, ослепляя их? Диалектика - беспощадное орудие; имея ее в руках, можно быть тираном; владея ею, уже побеждаешь. Диалектик предоставляет своему противнику доказывать свою глупость и тем приводить его в бешенство. Диалектик лишает ум противника всякой власти. - Как? Неужели диалектика Сократа только форма его мести?» 24

Словом, Ницше предлагает вновь бросить на чашу весов достоинство Сократа и посмотреть, не перевернет ли такой «эксперимент» наши представления о нем и его противниках-софистах, и не пошатнется ли вместе с этим весь классический образ мысли, обнаружив ничтожность своего основания? Пусть софисты лишь притворялись мудрецами, но ведь изощренностью своих рассуждений Сократ, пожалуй, явно подражал софистам, правда, делая это ради истины, а не ради денег и славы. Значит, его метод состоял в том, чтобы притворяться, будто притворяешься мудрецом. Является ли двойное притворство тем же самым, что и честность? Равнозначно ли утверждению отрицание отрицания? Не покоится ли тогда наиболее внушительная часть всей философии, возводящей свое родство к Сократу, на этой удвоенной негативности? А если ничто не может служить фундаментом для чего бы то ни было, то каков же тогда подлинный фундамент мудрости, укрывшейся за этим двойным притворством, как за маской, скрывающей, что она – лишь маска?

Этический рационализм Сократа

Сократ (ок. 470 - 399 гг. до н.э.) - древнегреческий философ, учитель Платона. По словам Владимира Соловьева - величайший софист и величайший противник софистов; рассматривается как родоначальник антропологически ориентированной философии. Сократ не оставил работ, так как ничего не писал. В основном с его идеями можно познакомиться по работам его великого ученика - Платона. Сократ, его жизнь и смерть стали символом философии.

Для Сократа проблема человека, его внутренний мир - главное. «Познай самого себя» - это его изречение, в сущности, означает требование постоянного познания каждым человеком самого себя. Сократ увидел опасность растворения человека в хаотичной, «безосновной» субъективности софистов, которая превращала человека в нечто случайное, единичное, необязательное даже для него самого. Человек подчиняется некоему внутреннему закону. Этот закон отличается от законов природы, он возвышает человека над его собственной ограниченностью, заставляет мыслить: сам Бог «обязал человека жить, занимаясь философией». Философия - вот истинный путь к Богу, философия - это своего рода умирание, но умирание для земной жизни, это подготовка к высвобождению бессмертной души из ее телесной оболочки. Дух в концепции Сократа обретает самостоятельное существование. Сократ не боялся смерти, поскольку человек не есть простой элемент природы. Человеческое бытие не дано человеку изначально. Он может только сказать: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Человек может самостоятельно прийти к пониманию своей причастности единому идеальному началу, общему всем людям.

Сократ не случайно столь много внимания уделял выяснению содержания таких понятий, как "справедливость", "добро", "зло" и т.д. В центре внимания у него, как и у софистов, всегда стояли вопросы человеческой жизни, ее назначения и цели, справедливого общественного устройства. Философия понималась Сократом как познание того, что такое добро и зло. Поиск знания о добром и справедливом сообща, в диалоге с одним или несколькими собеседниками сам по себе создавал как бы особые этические отношения между людьми, собиравшимися вместе не ради развлечения и не ради практических дел, а ради обретения истины.

Но философия - любовь к знанию - может рассматриваться как нравственная деятельность в том только случае, если знание само по себе уже и есть добро. Именно такой этический рационализм составляет сущность учения Сократа. Безнравственный поступок Сократ считает плодом незнания истины: если человек знает, что именно хорошо, то он никогда не поступит дурно - таково убеждение греческого философа. Дурной поступок отождествляется здесь с заблуждением, с ошибкой, а никто не делает ошибок добровольно, полагает Сократ. И поскольку нравственное зло идет от незнания, значит, знание - источник нравственного совершенства. Вот почему философия как путь к знанию становится у Сократа средством формирования добродетельного человека и соответственно справедливого государства. Знание доброго - это, по Сократу, уже и значит следование доброму, а последнее ведет человека к счастью.

Однако судьба самого Сократа, всю жизнь стремившегося путем знания сделаться добродетельным и побуждавшего к тому же своих учеников, свидетельствовала о том, что в античном обществе V века до н.э. уже не было гармонии между добродетелью и счастьем. Сократ, пытавшийся найти противоядие от нравственного релятивизма софистов, в то же время пользовался многими из приемов, характерных для них. В глазах большинства афинских граждан, далеких от философии и раздраженных деятельностью приезжих и своих собственных софистов, Сократ мало отличался от остальных "мудрецов", подвергавших критике и обсуждению традиционные представления и религиозные культы. В 399 году до н.э. семидесятилетнего Сократа обвинили в том, что он не чтит богов, признанных государством, и вводит каких-то новых богов; что он развращает молодежь, побуждая юношей не слушать своих отцов. За подрыв народной нравственности Сократа приговорили на суде к смертной казни. Философ имел возможность уклониться от наказания, бежав из Афин. Но он предпочел смерть и в присутствии своих друзей и учеников умер, выпив кубок с ядом. Тем самым Сократ признал над собой законы своего государства - те самые законы, в подрыве которых он был обвинен. Характерно, что, умирая, Сократ не отказался от своего убеждения в том, что только добродетельный человек может быть счастливым: как повествует Платон, Сократ в тюрьме был спокоен и светел, до последней минуты беседовал с друзьями и убеждал их в том, что он счастливый человек.

Фигура Сократа в высшей степени знаменательна: не только его жизнь, но и его смерть символически раскрывает нам природу философии. Сократ пытался найти в самом сознании человека такую прочную и твердую опору, на которой могло бы стоять здание нравственности, права и государства после того, как старый - традиционный - фундамент был уже подточен индивидуалистической критикой софистов. Но Сократа не поняли и не приняли ни софисты-новаторы, ни традиционалисты-консерваторы: софисты увидели в Сократе "моралиста" и "возродителя устоев", а защитники традиций - "нигилиста" и разрушителя авторитетов.

Итак, все добродетели человека, в конечном счете, определяются умением различать Добро и Зло. Зная смысл такой добродетели как мужество, человек, по убеждению Сократа, будет во всех отдельных случаях вести себя мужественно. А зная суть Добра и Зла, человек, согласно Сократу, станет проявлять добродетель во всех возможных формах. Как видим, знание добродетели у Сократа совпадает с самой добродетелью, т. е. нравственным поведением человека. По сути нравственность, с этой точки зрения, невозможна без понятия о ее основах, а овладев таким понятием, человек не может поступить безнравственно. В таком сближении и даже отождествлении знаний и поступков в нравственной сфере заключается своеобразие позиции Сократа, из-за чего эту позицию часто называют этическим рационализмом.

Эта позиция не так проста, как может показаться на первый взгляд. Ведь по большому счету Сократ указывает на природу нравственного принципа. Человек "с принципами" и вправду не может поступать в разрез с ними. А это значит, что Сократ открыл и первым взялся исследовать особый тип причинной зависимости. Это уже не отношение вещей к вещам в природном мире, а отношение общего к частному в мире культуры, где общий принцип способен определять частные случаи в поведении человека.

У современного человека не вызывает сомнения тот факт, что люди могут руководствоваться принципами и идеалами. Всем известны имена тех, кто когда-то пошел на костер, не поступившись религиозными или, наоборот, научными убеждениями. "Это дело принципа!" - говорит один. "Это вопрос чести!" - утверждает другой. И каждый раз общее оказывается важнее частного, а идеал весомее материальных благ. Причем в иных случаях этим определяется выбор между жизнью и смертью.

Принцип - это общее, которым человек руководствуется в своем отношении к природе, идеалом общее становится в отношении человека к человеку. Если в основе принципа лежит объективная мера природы, то в основе идеала - объективная мера человеческого в человеке. Сократ, таким образом, открывает новый тип зависимости: идеальные мотивы определяют реальные дела.

Чтобы разобраться в этом вопросе, обратимся к диалогу Платона "Федон", где Сократ характеризует свое отношение к воззрениям Анаксагора. Сократ удивляется тому, что, признав Ум главной причиной и устроителем мира, Анаксагор исключает его из рассмотрения отдельных процессов, обращаясь при этом к воздуху, эфиру, воде и многому другому. Объясняя суть обсуждаемой проблемы, Сократ приводит в пример самого себя, ожидающего исполнения смертного приговора. Если рассуждать, подобно Анаксагору, говорит Сократ, то следует сказать: "Сократ сейчас сидит здесь потому, что его тело состоит из костей и сухожилий и кости твердые и отделены друг от друга сочленениями, а сухожилия могут натягиваться и расслабляться... Вот по этой-то причине он и сидит теперь здесь, согнувшись". Продолжая свою мысль, Сократ отмечает, что и для его беседы с учениками можно указать причины в виде движения воздуха, звуков голоса и тому подобного, пренебрегая главным, а именно тем, что раз афиняне сочли нужным осудить Сократа на смерть, то он считает справедливым оставаться на этом месте и понести наказание. "Да, клянусь собакой, эти жилы и эти кости уже давно, я думаю, были бы где-нибудь в Мегарах или в Беотии, увлеченные ложным мнением о лучшем, - возмущенно заявляет Сократ, - если бы я не признал более справедливым и более прекрасным не бежать и не скрываться, но принять любое наказание, какое бы ни назначило мне государство".

Итак, не кости и сухожилия, доказывает Сократ, определяют смысл и направленностъ человеческих поступков, а знания о "справедливом" и "наилучшем", составляющие основу его души. Если у человека есть душа, считает Сократ, то он должен в своем выборе руководствоваться добродетелями. И они так же вечны, как и сама душа, в бессмертии которой уверен Сократ. Но парадокс заключается в том, что именно душа способна обречь тело человека на страдания и даже смерть, что мы видим на примере самого Сократа. И сколько бы мы ни изучали организм человека, вплоть до самой высшей нервной деятельности и до последней нервной клетки, мы не найдем в нем тяги к подобной добровольной жертве. Тем более там, где его жизни и жизни близких ничего не угрожает.

Душа в трактовке Сократа оказывается антиподом тела. Но душа у Сократа противоположна телу прежде всего по своей направленности. Именно в этом смысле можно говорить о ее "идеальности" у Сократа и его ученика Платона. Противопоставив душу человека его телу как общее частному, Сократ тем самым впервые превратил их взаимоотношения в проблему. В свое время софисты в лице Горгия осознали в качестве проблемы отношение человеческой мысли к действительности. Следующим стал Сократ, впервые осознав в качестве проблемы отношение души и тела. Решением этой проблемы до сих пор занимается мировая философия.

В душевных движениях человека Сократ отмечает тенденцию, противоположную той, которая господствует во всем природном мире. Наши духовные мотивы и цели, доказывает он, принципиально отличаются от наших телесных желаний. И с этим нельзя не согласиться. Ведь существует, к примеру, разница между простой телесной жаждой и жаждой справедливости, которая представляет в частном интересы общего. Но здесь Сократ подводит нас к очередной проблеме. Обращаясь к Истине, Благу и Справедливости, я перехожу со своей отдельной, частной точки зрения на точку зрения целого, которым прежде всего является общество.

Но в том-то и дело, что общие основы души у Сократа напрямую не связаны с общественным целым. Происхождение всеобщего станет центральной проблемой у его ученика Платона, который будет обосновывать связь души с "миром идей". Что касается Сократа, то еще раз подчеркнем его главный вклад в философию. Ведь Сократ останется в веках не только как человек, ценою жизни отстоявший свои идеалы, но и как первый мыслитель, очертивший предмет и метод классической философии. Мы имеем в виду самопознание как метод философской рефлексии, посредством которого он первым стал исследовать всеобщие основы человеческой жизни. По этому пути и пошла, вслед за ним и Платоном, европейская философия.

Сократ вел пропаганду своего этического рационализма. Разработка идеалистической морали составляет основное ядро философских интересов и занятий Сократа. В беседах и дискуссиях Сократ обращал внимание на познание сути добродетели. Как может человек жить, если он не знает, что такое добродетель? В данном случае познание сути добродетели, познание того, что есть "нравственное", являлось для него предпосылкой нравственной жизни и достижения добродетели. Сократ отождествлял мораль со знанием. Нравственность - знание того, что есть благо и прекрасное и вместе с тем полезное для человека, что помогает ему достичь блаженства и жизненного счастья. Нравственный человек должен знать, что такое добродетель. Мораль и знание с этой точки зрения совпадают. Для того, чтобы быть добродетельным, необходимо знать добродетель как таковую, как "всеобщее", служащее основной всех частных добродетелей.

Таким образом, одним из отличительных признаков истинной философии и подлинного философа являлось по Сократу, признание единства знания и добродетели. И не только признание, но также стремление к реализации этого единства в жизни. Сообразно с этим, философия в понимании Сократа не сводилась к чисто теоретической деятельности, но включала в себя также практическую деятельность – правильный образ жизни, благие поступки. Эта позиция Сократа получила в философии определение – этический рационализм.

Современному человеку, окруженному со всех сторон благами, полученными как раз за счет исследования природы, тяжело понять врага изучения природы («космоса»). Но для Сократа все было наоборот. Он служил лучшим примером, чего может достичь человек, следующий его учению - познанию человеческого духа. Достаточно вспомнить образ жизни Сократа, нравственные и политические коллизии в его судьбе, его мудрость, воинскую доблесть и мужество, трагический финал. Слава, которой Сократ удостоился еще при жизни, легко переживала целые эпохи и, не померкнув, сквозь толщу двух с половиной тысячелетий дошла до наших дней.

Познание в учении Сократа изначально этически окрашено. Человек знающий - это человек, получивший в свои руки орудие господства над своими страстями, над животным началом в себе. Разум и нравственность в своей основе тождественны, считает Сократ, только вместе они могут составить счастье человека. Счастье и есть осознанная добродетель.

Такое сближение знания и нравственности вызвало много возражений мыслителей последующих эпох. Однако этический рационализм Сократа, непонятный современному человеку, был весьма уместен в эпоху разрушения патриархальных общинных связей, традиционной религии. Человек еще не окрепшей социальности не без помощи софистов остался в одиночестве, стал пленником своих страстей, стал бояться самого себя.

Протагор и его утверждение: «Человек является мерой всех вещей, существующих, как они существуют, и не существующих, как они не существуют»

Протагор (ок. 481 - 411 до Р.Х.) приобрел известность благодаря преподавательской деятельности в нескольких греческих городах.

Тезис Протагора, что «человек есть мера всех вещей», может быть истолкован как эпистемологическое положение, а именно: вещи не обнаруживают себя перед людьми такими, какими они являются сами по себе. Перед человеком предстают всегда только определенные стороны или свойства вещей.

Попытаемся разъяснить это положение с помощью примера. Молоток в руках столяра - это инструмент для забивания гвоздей. Он может быть удобным и неудобным, тяжелым или легким. Для физика молоток в качестве объекта исследования предстает физическим объектом, который не является удобным или неудобным, но который имеет ту или иную молекулярную структуру, те или иные физические свойства: вес. Прочность и т.д. для продавца молоток на магазинной полке - это товар, обладающий определенной стоимостью и прибылью, которую принесет его продажа. Этот товар легко, а может быть, сложно продавать и хранить. Такова наша интерпретация.

Если именно это имел в виду Протагор, то его тезис следует понимать так, что человек есть мера всех вещей постольку, поскольку вещи всегда предстают перед людьми той стороной, которая определяется обстоятельствами и конкретным способом их использования. Этот взгляд на вещи приводит к эпистемологическому перспективизму, согласно которому наше знание вещей всегда обусловлено перспективой их рассмотрения.

Из этого перспективизма вытекает эпистемологический плюрализм, утверждающий разнообразие (множественность) способов смотреть на вещи.

Подобный перспективизм также является релятивизмом: наше знание вещей определяется нашей деятельностью и ситуацией, в которой мы находимся. Знание оказывается ситуативно относительным (релятивным).

Последнее не отвечает позиции Протагора. Он хотел расширить перспективмзм за пределы восприятия вещей, чтобы включить в него и теоретические рассуждения: «О всякой вещи есть два мнения, противоположных друг другу» (2, с. 318). Утверждает ли в этом положении Протагор, что люди не обнаруживают согласия практически ни по одному предмету рассуждений? При этом Протагору не важно, говорят ли они истину или ложь. Или же Протагор говорит, что относительно любого предмета можно сформулировать два противоположных утверждения, которые являются одинаково истинными (в одном и том же смысле и относительно одного и того же предмета)?

Первый ответ не является философски интересным. Он сводится к несколько догматическому выражению действительного состояния дел - «люди противоречат друг другу». Однако второй ответ оказывается философски проблематичным. Что имеется в виду, когда говорят, что об определенном предмете существуют два противоположных утверждения, которые являются истинными в одном и том же смысле? Применимо ли это положение к самому себе? Если да, то тогда возможно сформулировать противоположное к нему утверждение, которое также будет истинным. В таком случае, что же тогда действительно утверждает это положение? Очевидно, оно закладывает основы скептического саморазрушения.

Протагор говорит также, что «о богах я не могу знать ни того, что они существуют, ни того, что их нет, ни того, каковы они по виду. Ибо многое препятствует знать это: и невоспринимаемость, и краткость человеческой жизни» (2, с. 319).

Этот фрагмент содержит мысль о пределах человеческого познания. Здесь Протагор утверждает, что мы не можем узнать, существуют ли боги и каковы они. Однако этот фрагмент не ставит пол сомнение познавательные возможности человека, потому что сам фрагмент, то есть выраженное в нем сомнение, в свою очередь, подвергается сомнению.

Тезис Протагора о человеке как мере всех вещей может быть истолкован как применимый к индивидам, которые, обладая собственным опытом и находясь в особых ситуациях, имеют собственное видение вещей. Индивид, отдельный человек, выступает мерой всех вещей.

Действительно, мир не является одним и тем же для счастливых и несчастных, для страдающих паранойей и для находящихся в состоянии экстаза. С психологической точки зрения, эти различия в определенном смысле имеют место. Но если тезис Протагора понимать как утверждение о том, что любое знание вещи зависит от той или иной ее перспективы, определяется различными интересами и обстоятельствами индивида, то при применении этого утверждения к нему самому возникает парадокс. Не является ли это утверждение только выражением той стороны, которой проблема предстает перед конкретным индивидом?

До сих пор тезис о человеке как мере всех вещей истолковывался в качестве эпистемологического положения, как вопрос о том, как вещи являются индивидам. Но его можно интерпретировать и как нормативный тезис, то есть как утверждение о нормах. Человек есть мера всех вещей, так как ценность или значение, которыми обладают вещи, в том или ином смысле относятся к человеку. Можно сказать, например, что вещи сами по себе не являются ни хорошими, ни плохими. Они становятся таковыми только по отношению к отдельному индивиду или отдельной группе индивидов.

Подобное заключение не означает, что добро и зло являются чисто субъективными. Если утверждается, что хлебный нож является хорошим, то, конечно, имеются в виду определенные качества ножа. Это именно нож, который хорош. Он хорош для резки хлеба. Хорошими являются не наши мысли о ноже и не наши ощущения ножа.

Можно возразить, что нарезка хлеба делается человеком и как он ее делает - хорошо или плохо - зависит от человека. Вещи сами по себе, моно ответить, таковы, каковы они есть, независимо от того, годятся ли они для резки хлеба или нет.

Однако человек специально сделал нож, чтобы с его помощью резать хлеб. Тогда вещь сама по себе, хлебный нож в качестве хлебного ножа, уже предопределена предполагаемым использованием, где возможна как хорошая, так и плохая нарезка хлеба. В самой этой вещи уже заложено то, что она должна функционировать в качестве хорошего ножа для резки хлеба.

Из этого краткого обсуждения видно, насколько проблематичным является строгое разграничение между вещами как они есть и вещами как хорошими или плохими, то есть различие между дескриптивным и нормативным.

Слово нормативный обычно используется в контексте рассуждений о нормах, то есть стандартах, правилах и обычаях, которые предписывают, каким нечто обязано или должно быть. Что мог бы означать в этой связи тезис о человеке как мере всех вещей?

Один из возможных ответов заключается в следующем. Правила и обычаи установлены не природой или Богом, но сами людьми. Именно люди устанавливают меру для человеческого поведения. Ни священный авторитет, ни что-либо природное не определяют, какие этические и политические нормы являются общезначимыми. Это делает человек.

Но что такое человек? Понимаются ли под этим словом все люди? Ведь отдельные индивиды не всегда приходят к согласию по поводу норм. Тогда кого или что мы имеем в виду, говоря о человеке? Содержание ответа, очевидно, не будет определено до тех пор, пока мы не уясним себе, как понимаются взаимосвязи между индивидом и историко-социальной сообщностью, между человеком и природой, между человеческим и божественным. Если полагать, что люди действительно являются органическими частями социального целого, что они являются частью природы, или что человеческое основано на божественном, то тезис о том, что человек является авторитетом в нормативных вопросах, не будет противоречить тезису о зависимости норм от социума, природы от сакрального.

Можно задаться и таким вопросом: какие человеческие качества - общественные, альтруистические или эгоистические - действительно присущи человеку? Характеризуют ли его спонтанные импульсы и естественные эмоции или же чувство долга и качества, выработанные воспитанием? Или же человеческой сущностью является критическая рациональность, которая играет роль меры в нормативных вопросах?

Из вышесказанного следует такой вывод. Без предварительного обоснованного выяснения того, чем является человек и как он связан с обществом, природой и традицией, бессмысленно говорить, что «человек сам является мерой для своего поведения» (5, с. 71).

Приведенные высказывания Протагора - о религиозном агностицизме, о том, что всегда можно выдвинуть противоположное мнение, и о человеке как мере всех вещей - позволяют предположить, какими были его взгляды на проблему обоснованности исходных норм. Видимо, первое из этих высказываний указывает на то, что Протагор не считал возможным разрешить эту проблему путем обращения к божественному - воле богов, их желаниям и повелениям. Причина этому проста - мы не знаем о богах ничего определенного.

В пользу положения о том, что мы не можем знать ничего определенного о богах, Протагор выдвинул два аргумента: 1) божественное находится за пределами чувственно воспринимаемого и 2) человеческая жизнь является слишком мимолетной. Первый аргумент не отрицает существование божественного, а утверждает его недоступность чувственному восприятию. При этом неявно предполагается, что чувственное восприятие является единственной фундаментальной формой человеческого опыта. Из второго аргумента о краткости человеческой жизни, по-видимому, вытекает, что если бы жизнь была длиннее, то мы были бы способны знать о божественном. Тогда этот аргумент допускает как существование божественного, так и возрастание тем или иным способом знания о нем с увеличением продолжительности жизни.

Тезис о существовании для любого мнения полностью ему противоположного в данном контексте можно истолковать, помимо прочего, в качестве косвенной критики практики принятия существующих норм без их обсуждения. В таком случае с одинаковым успехом можно приводить аргументы в пользу не только принятых, но и альтернативных моральных и политических норм. Отметим, что подобное умозаключение может служить оправданием традиции - традиционные нормы столь же хороши, как и любые другие.

Если агностический тезис истолковывать как аргумент против обоснования этико-политических норм на божественном авторитете, то тезис о существовании противоречащих друг другу мнений по любому вопросу можно, по-видимому, интерпретировать как аргумент, направленный против обоснования этико-политических норм непосредственно на господствующей традиции.

Из еще одной возможной интерпретации тезиса о человеке как мере всех вещей следует, что именно общество оказывается верховной инстанцией в вопросе об общезначимости норм.

Смысл этой интерпретации состоит в том, что ценности и нормы являются общезначимыми для установившего их общества, но не для других обществ. Эта интерпретация предстает одновременно и абсолютной, и относительной. Определенная система норм и ценностей будет абсолютной (общезначимой) в принявшем ее обществе, но в иных обществах общезначимыми будут другие нормы и ценности. Когда мы играем в шахматы, мы должны придерживаться шахматных правил. Но когда мы играем в преферанс, мы должны следовать другим правилам игры. Таким же образом общезначимость определенных законов в Афинах не противоречит тому, что совсем иные, возможно, противоположные законы действуют в Персии.

Здесь обнаруживается противопоставление двух основных точек зрения, в частности, на юридические законы. Согласно первой, общезначимыми являются законы, принятые в данное время, или «позитивное» право. Согласно второй, общезначимые законы отличаются от «позитивного» права, так как основываются на естественном всеобщем человеческом праве. В современных дискуссиях говорят о правовом позитивизме и концепции естественного права (естественноправовой концепции или теории).

Все это поднимает вопрос о том, может ли человек тем или иным способом приобщиться к универсальным нормам, в состоянии ли он познать нечто всеобще правильное и истинное, не зависящее от традиции и взглядов.

Софисты сформулировали ряд связанных с этикой, социальными науками и эпистемологией вопросов, которые остаются актуальными и в наше время. Это, по сути, целые проблемные области, которые характеризуются такими ключевыми терминами, как относительное и абсолютное; право и власть; эгоизм и альтруизм; индивид и общество; разум и чувства.

Демокрит и Протагор (ок. 1663-1664, Санкт-Петербург, Эрмитаж) (Протагор - в центре)

(ок. 480 - ок. 410 до н. э.)

Протагор (Protagoras, 480–411 до Р.Х.)

Протагор происходил из Абдер (берег Фракии), как и Демокрит, и был его слушателем. Протагор приобрел известность благодаря преподавательской деятельности в нескольких греческих городах, в частности, в Сицилии и Италии. В Афинах, помимо других, он общался с Периклом и Еврипидом (ок. 484-406 до Р.Х.)

Проводил жизнь в научных занятиях и первым выступил общественным учителем в Греции. Он читал свои произведения вслух, подобно рапсодам и поэтам, которые читали нараспев поэмы. В то время еще не существовало ни учебных заведений, ни учебных книг, а “главной целью образования являлось у древних, согласно Платону, “стать сильным в стихотворениях (знать, скажем, много библейских цитат). Теперь софисты знакомили не с поэтами, а с мышлением.

Протагор первым открыто назвал себя софистом. Он прибыл в Афины и долго жил там, общаясь главным образом с великим Периклом, который также проникся этим образованием. Так, напр., однажды они проспорили целый день о том, что виновато в смерти человека, происшедшей на играх, метательное ли копье, мечущий ли или устроивший игры. Это – спор о великом и важном вопросе, о вменяемости; вина представляет собою общее выражение, которое, если начать его анализировать, несомненно может дать место трудному и обстоятельному исследованию.

Протагору также пришлось претерпеть судьбу Анаксагора; он был изгнан из Афин; приговор был вызван написанным им произведением, начинавшимся следующими словами: «О богах я не могу ничего знать, ни того, что они существуют, ни того, что они не существуют, ибо многое мешает познанию этого; мешает этому как темнота предмета, так и кратковременность жизни человека». Эта книга по повелению государства была предана публичному сожжению, и насколько мы, по крайней мере, знаем, это была первая книга, подвергшаяся такой участи. Семидесяти или девяноста лет от роду Протагор утонул во время переезда в Сицилию.

Возможно ли обучить добродетели?

Протагор отвечает Сократу: “Научение состоит в том, чтобы привести к правильному пониманию того, как лучше всего управлять своими домашними делами; также и в отношении к государственной жизни научение состоит в том, чтобы сделать искуснее отчасти в высказываниях о государственных делах, отчасти же в том, чтобы научить, как принести возможно большую пользу государству”.

Т. обр. здесь выступают двоякого рода интересы: интересы отдельных лиц и интересы государства. Но Сократ выдвигает общее возражение и в особенности выражает свое удивление по поводу последнего утверждения Протагора, что он обучает умелости в государственных делах.

Сократ: “Я полагал, что гражданской добродетели нельзя научить”.

Основное положение Сократа состоит вообще в том, что добродетели нельзя научить. И теперь Сократ приводит в пользу своего утверждения следующий довод:

“Те люди, которые обладают гражданским искусством, не могут его передать другим. Перикл, отец этих присутствующих здесь юношей, обучал их всему тому, чему учителя могут научить; но той науке, в которой он велик, он их не обучал. В этой науке он оставляет их бродить, авось они сами набредут на эту мудрость. Точно так же и прочие великие государственные люди не обучали своей науке других, родственников или чужих”.

Протагор возражает, что этому искусству можно научить, и показывает, почему великие государственные люди не научили своему искусству других: он спрашивает, должен ли он излагать свои мнения в форме мифа, как старший, говорящий с молодыми, или он должен высказаться, излагая доводы разума. Общество предоставляет ему выбор, и тогда он начинает следующим замечательным мифом:

«Боги поручили Прометею и Эпиметею разукрасить мир и наделить его силами. Эпиметей роздал крепость, способность летать, оружие, одежду, травы, плоды, но по неразумию он все это потратил на зверей, так что для людей ничего не осталось. Прометей увидел, что они не одеты, не имеют оружия, беспомощны, а уже приближался момент, когда форма человека должна была выйти на свет. Тогда он украл огонь с неба, украл искусство Вулкана и Минервы, чтобы наделить людей всем нужным для удовлетворения их потребностей. Но им недоставало гражданской мудрости, и, живя без общественных уз, они впали в постоянные споры и бедствия. Тогда Зевс приказал Гермесу дать им прекрасный стыд (естественное послушание, благоговение, уважение детей к родителям, людей – к высшим, лучшим личностям) и закон. Гермес спросил, как мне распределить их? раздать ли их немногим людям, как частные искусства, подобно тому, как некоторые люди обладают наукой врачевания и помогают другим? Зевс ответил, надели ими всех, ибо никакой общественный союз не может существовать, если только немногие будут причастны к этим качествам, и постанови закон, что того, кто не может быть причастным стыду и закону, того должно истребить, как язву государства.

Когда афиняне хотят возвести постройку, они совещаются с архитекторами, и когда они намереваются делать какие-нибудь другие частные дела, они совещаются с теми, которые в них опытны. Когда же они хотят принять решение и постановление о государственных делах, они допускают всех к совещанию. Ибо или все должны быть причастны этой добродетели, или государство не может существовать. Если поэтому какой-нибудь человек неопытен в искусстве игры на флейте и все же выдает себя за мастера в этом искусстве, то его справедливо считают сумасшедшим. В отношении же справедливости дело обстоит иначе. Если какой-нибудь человек несправедлив и сознается в этом, то его считают безумным, он должен по крайней мере надеть на себя личину справедливости, ибо или каждый действительно должен быть причастным ей или – быть вычеркнутым из общества».

Что эта гражданская наука предназначена к тому, «чтобы каждый мог ее приобрести посредством научения и прилежания», Протагор доказывает следующими доводами. Он ссылается на то, что «человека не порицают и не наказывают за недостатки или зло, которыми он обладает по природе или случайно, а жалеют его; напротив, недостатки, которые могут быть устранены посредством прилежания, упражнения и научения, считаются достойными порицания и наказания. К числу этих недостатков принадлежат нечестие, несправедливость и вообще все то, что противно общественной добродетели. Человека, провинившегося в этих пороках, упрекают, наказывают за то, что он мог их устранить, мог, следовательно, приобрести гражданскую добродетель посредством прилежания и учения. Люди наказывают не за прошлое – за исключением того случая, когда мы бьем по голове злого зверя, – а за будущее, чтобы ни преступник, ни другой, соблазненный его примером, не согрешили снова. Следовательно, и в наказании исходят из предпосылки, что эту добродетель можно приобрести посредством преподавания и упражнения». (Это хороший довод в пользу возможности научить добродетели).

Протагор как мыслитель

Протагор был не только учителем, дававшим образование, подобно другим софистам, но также и глубоким и основательным мыслителем, философом, размышлявшим о наиболее общих основных вопросах.

Основные положения философии Протагора можно свести к нескольким основным принципам.

1) Протагор, как и Демокрит, – материалист, признает существование лишь материи, материального начала в мире.
2) Протагор признает и тезис Гераклита о том, что бытие постоянно изменяется. Изменчивость является главным свойством материального мира. Постоянно изменяется не только материальный мир, не только объект познания, но и субъект, т.е. изменяется абсолютно все. В соответствии с этим, всякая вещь соединяет в себе противоположности. Если весь мир постоянно изменяется, то любая вещь в процессе изменения в какой-то момент времени соединяет в себе и то свойство, которым она обладала, и то, которым она будет обладать. А поскольку изменение в мире постоянно, то и соединение этих противоположных свойств в вещах также постоянно. Напр., вещь, которая была белой и стала в какое-то мгновение черной, в некий определенный момент времени была и белой и черной. А поскольку черная вещь также может стать белой, то эту белизну она уже в себе хранит. Поэтому каждая вещь хранит в себе противоположности.
3) Исходя из этого Протагор доказывает, что все истинно. Он говорит, что это вытекает из того, что поскольку вещи изменяются, переходят в свою противоположность и хранят противоположности в себе, следует, что об одной и той же вещи можно высказать противоположные суждения – и оба суждения будут истинными.
4) Поэтому истины как таковый, объективной истины не существует.

Это положение Протагора выполняло, как сказали бы недавно, социальный заказ. Если все истинно, то софист может с полным правом учить своего ученика доказывать совершенно противоположные высказывания: что день есть ночь, что ночь есть день и т.д. Впоследствии Платон в диалоге «Теэтет» скажет, что если все истинно, то истинно и положение, что учение Протагора ложно. Этот аргумент очень остроумен и действительно верен, но таковым он является лишь для человека, который ищет истину.

«Человек – мера всех вещей»

Для человека же, для которого истина есть лишь способ зарабатывания денег, этот аргумент не будет убедительным, и он всегда сможет найти выход из этого положения.

Однако человек в своей жизни что-то выбирает, а чего-то избегает, т.е. человек все же всегда пользуется каким-то критерием истинности и ложности. Если мы одно делаем, а другое не делаем, то, следовательно, считаем, что одно истинно, а другое – нет. На это Протагор замечает, что поскольку все существует относительно чего-то, то мерой каждого поступка тоже является конкретный человек. Каждый человек является мерой истины. Протагор произносит, может быть, одно из самых знаменитых философских высказываний: «человек есть мера всех вещей». Полностью эта фраза Протагора звучит так: «человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, несуществующих, что они не существуют».

Платон в диалоге «Теэтет» посвящает много страниц разбору этого положения Протагора, показывая, что у Протагора это положение имеет следующий смысл: что кому как кажется, то так и существует (так оно и есть). Если мне вещь кажется красной, то она красная и есть. Если дальтонику эта вещь кажется зеленой, то так оно и есть. Мерой является человек. Не цвет этой вещи, а человек. Абсолютной, объективной, не зависящей от человека истины не существует. То, что одному кажется истинным, другому кажется ложным, что для одного – благо, то для другого – зло. Из двух возможных вариантов человек всегда выбирает тот, который ему более выгоден. Поэтому истинно то, что выгодно человеку. Критерием истины является выгода, полезность. Поэтому каждый человек, выбирая то, что ему кажется истинным, выбирает в действительности то, что ему является полезным.

Так как человек в качестве субъекта вообще есть мера всего, то сущее есть не изолированно, а для моего знания: сознание по существу своему есть то, что в предметном производит содержание, субъективное мышление, следовательно, принимает в этом самое существенное участие. И это положение доходит вплоть до новейшей философии; так, Кант говорит, что мы знаем лишь явления, т. е. что то, что нам представляется объективной реальностью, должно рассматриваться лишь в его отношении к сознанию и не существует вне этого отношения. Важным является утверждение, что субъект, как деятельный и определяющий, порождает содержание, но все зависит от того, как определяют дальше это содержание; ограничивают ли его партикулярной стороной сознания или его определяют как всеобщее, само в себе и для себя сущее. Дальнейший вывод, содержащийся в положении Протагора, он развил сам, говоря: «истина есть явление для сознания, ничто не есть само по себе одно, а все обладает лишь относительной истиной», т. е. оно есть то, что оно есть, лишь для другого, и это другое есть человек.

Сократ всю свою жизнь посвятит опровержению софистики, тому, чтобы доказать, что истина существует, что она существует объективно и абсолютно и что не человек есть мера всех вещей, а человек должен сообразовывать свою жизнь, свои действия с истиной, которая является абсолютным благом. "Объективная истина" – это точка зрения Бога (для религиозного человека это понятно). Человеку до этой точки зрения дотянуться трудновато, но, как норма, эта точка зрения должна присутствовать. Для христианина это не должно вызывать проблем: у нас всё является моделью Бога (должны друг друга любить, как Бог любит людей и т. д.).

Парадоксы

Некоторые аргументы софистов выражены в форме парадоксов, не уступающим парадоксам Зенона. Вот один из них – из жизни Протагора.

Протагор заключил договор со своим учеником о том, что этот ученик ему заплатит гонорар после того, как выиграет свой первый судебный процесс. Ученик учился у Протагора на адвоката. Однако ученик, видимо, был ленивый и идти работать не торопился. На что Протагор сказал, что он на него подаст в суд и суд заставит его выплатить деньги. Тот удивился и спросил: «Почему?» – «Как почему? Если я пойду и подам на тебя в суд и ты выиграешь, то ты заплатишь деньги, потому что таковы условия нашего с тобой договора, а если выиграю я, то ты отдашь мне деньги по решению суда». На что ученик, который, видимо, был хорошим учеником, сказал: «Н-е-е-е-т, если ты подашь в суд и я выиграю, то, значит, я не должен платить тебе деньги. А если ты выиграешь, то, значит, по условиям договора я не должен платить тебе».

Так что софизм имеет и обратное свойство. Но это уже не софизм, а парадокс. Многие парадоксы будут развиваться и учениками Сократа.

Философия Протагора

Однако задолго до того, как боги Олимпа уступили свое Место «сыну божьему», воплотившемуся в человека Иисуса, обычный человек, отнюдь не претендующий на то, чтобы читаться божеством или сыном бога, успел присвоить некоторые из наиболее важных их прерогатив и, таким образом, встал вровень с ними, если не выше их.

Около середины V века до н. э. знаменитый философ Протагор, один из так называемых «старших софистов», объявил во всеуслышание: «Человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, не существующих же, что они не существуют». Основываясь на этой цитате, современные историки философии нередко включают Протагора в число основателей так называемого «релятивизма», то есть учения об относительности всякой истины (по принципу «сколько голов, столько и умов»). Однако слова Протагора можно понять и совсем иначе, если предположить, что он имел в виду не просто любого человека, случайно выхваченного из толпы ему подобных, а человека вообще, кото¬рый один вправе решать, что реально в этом мире, а что нет, опираясь на свой здравый смысл как воплощение духовного опыта всего человечества.

В этом случае человек неизбежно становится главным центром мироздания, оттесняя на его периферию сильно потускневшие фигуры древних богов. Религия, таким образом, уступает свое место своеобразному философскому учению и вместе с тем мировосприятию, которое может быть определено как античный антропоцентризм. Недаром почти сто лет спустя после того, как были произнесе¬ны эти «опасные» слова Протагора, величайший из греческих философов-идеалистов Платон, пытаясь восстановить уже очень сильно расшатанный авторитет религии, утверждал, что мерой всех вещей является все-таки божество, а не человек. Тем не менее мысль, высказанная Протагором, в сущности всегда оставалась ведущим, детерминирующим принципом греческой культуры от самого ее возникновения в глубинах так называемых «темных веков» вплоть до ее гибели и распада с наступлением новой полосы темных веков - эпохи средневековья.

ru.wikipedia.org

Биография

Протагора обучил философии Демокрит, который взял его в ученики, увидев как тот, будучи носильщиком, рационально укладывает поленья в вязанки.

Основоположник софистического образа жизни (путешествия с лекциями, преподавание за высокие гонорары, пребывание в домах богатых людей, интересующихся культурой). По преданию, воспитанник персидских магов. Позднее была сложена легенда, согласно которой Протагор сначала был грузчиком, а затем стал учеником Демокрита. Вероятно, Протагор несколько раз был в Афинах. Во время первого пребывания он подружился с Периклом, который доверил ему составление устава для панэллинской колонии Фурии в Южной Италии (444-443 гг. до н. э.). Впоследствии он работал на Сицилии (возможно, контактировал с риторической школой Коракса и Тейсия).

Учение

Софист Протагор был последовательным сенсуалистом и считал, что мир есть таким, каким он представлен в чувствах человека. К нам дошли вот такие выражения Протагора: "Человек есть мерою всех вещей существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют." (Другими словами: есть только то, что человек воспринимает своими органами чувств, и нет того, чего человек не воспринимает чувствами.) "Как мы чувствуем, так оно и есть на самом деле." "Все есть таким, каким оно кажется нам."

Протагор указывает на относительность нашего познания, на элемент субъективности в нём.

Повторяемая многими древними авторами история о выдвижении против Протагора обвинения в безбожии, его изгнании (или бегстве) из Афин и смерти при кораблекрушении не достоверна. - Невозможно установить число работ Протагора, поскольку древние цитировали отдельные положения, не отмечая, были ли они включены в более крупное произведение.

Само это произведение могло иметь несколько вариантов названия, ибо в эпоху Протагора начинает появляться традиция давать длинные названия прозаическим произведениям. Среди подлинных сочинений Протагора (ни одно не сохранилось) следует назвать Истина, или Опровергающие речи (Aletheia e Kataballontes) - произведение, о котором нам больше всего известно. От него сохранилась различным образом интерпретируемая первая фраза: "Человек есть мера всех вещей, существующих и несуществующих". Суждения разных людей могут быть одинаково справедливы, хотя одно из них по каким-либо причинам является более верным (например, суждение здорового более правильно, чем суждение больного). Контроверсии (Antilogiai), произведение, в котором Протагор доказывал, что "о каждой вещи существует два противоречащих друг другу суждения", и никакие опровержения вообще невозможны. Верное представление о Контроверсиях дает сохранившееся сочинение Двойные речи (Dissoi logoi) неизвестного софиста конца V в. до н. э., восходящее к произведениям Протагора (например, болезнь есть зло для больного, но благо для врача).

О богах (Peri theon) - первое греческое сочинение с подобным названием. Знаменитое первое предложение, которое ставит под сомнение возможность объективного познания божества: "О богах невозможно сказать ни что они существуют, ни что их не существует; ибо на пути к получению такого знания слишком много препятствий, главные из которых невозможность познания этого предмета посредством разума и краткость человеческой жизни" - выдвигалось в качестве причины вышеупомянутого обвинения в безбожии и сожжения произведения. Вероятно, в последующей части работы Протагор трактовал богов как объект человеческих верований и утверждал, что религия связана прежде всего с самим существованием людей. Сочинение О бытии (Peri tu ontos) заключало в себе полемику с учением элеатов. Это произведение, по-видимому, читал неоплатоник Порфирий.

Платон в своем диалоге Протагор вкладывает в уста главного героя известный миф о происхождении человека и человеческой культуры. Спорным вопросом является, были ли это подлинные взгляды Протагора. Протагор провозглашал релятивизм и сенсуализм, а его ученик Ксениад из Коринфа, опираясь на крайние выводы Протагора, сделал заключение о невозможности познания. Протагор заложил основы научной грамматики через различение видов предложений, родов существительного и прилагательного, времен и наклонений глаголов. Он занимался также проблемами правильной речи. Протагор пользовался большим авторитетом у потомков. Он оказал влияние на Демокрита, Платона, Антисфена, Еврипида (другом которого был), Геродота и, вероятно, на скептиков. Протагор является главным героем диалога Платона и одного из произведений Гераклида Понтийского.

Биография

Протагор из Абдеры (480-411)- один из главнейших софистов. Дляуспешности практических занятий риторикой, составлявшей для него, как идля всех софистов, главную задачу, он считал необходимым и теоретическоеизучение языка, и мышления.

В своих не дошедших до нас книгах пограмматике он разбирал вопросы о надлежащем употреблении различныхэлементов и форм речи, а в соч. по логике, если верить сообщению ДиогенаЛаэрэтя (IX кн.), он первый исследовал способы доказательств. Впрочем.по свидетельству Аристотеля (Rhetor. П.) цель всех этих изученийсостояла в том, чтобы "худшее рассуждение сделать лучшим".

Такая цельимела принципиальное оправдание в субъективизме П., выраженном в егознаменитой формуле; что "человек (в смысле каждого лица) есть мера всехвещей - сущих в их бытии и несущих в их небытии". Для обоснования такогопринципа Н. примыкает к философии Гераклита, указывавшего на непрерывнуюподвижность или текучесть всего существующего. В действительности нетникаких пребывающих вещей и постоянных определенных свойств; а толькобезостановочное движение и изменение. Те ощущения, в которых нам даетсявсе для нас существующее и вне которых мы ничего не знаем, суть лишьмоменты встречи двух движений: от ощущаемого и от ощущающего. Изразличия в скорости этих движений происходят различия и в качествахощущений, а следовательно, и все разнообразное содержание душевной жизнии внешнего мира, ибо как душа сводится всецело к ощущениям; так и всевещи дают нам о себе знать лишь в ощущении как действительномсоотношении внешнего движения с внутренним.

Если таким образом ничто намдоступное не существует само по себе, то нет смысла говорить и о том,что хорошо, или справедливо само по себе. Противоречащее этому указаниеП., что правда и стыд суть общий дар богов, которым снабжены все люди,имело, очевидно, лишь риторический характер. Более серьезно и согласно сточкою зрения П. его заявление, что он ничего не знает о богах,приводимая же им причина этого незнания: "по неясности предмета икраткости человеческой жизни" - имеет опять житейски-разговорный, а нефилософский характер.

Учение П. вдвойне неудовлетворительно:принципиальное отрицание всего, кроме единичных или моментальныхчувственных состояний в их данной наличности, во-первых, не проведено доконца теоретически, оставлены несогласные с принципом догматическиепонятия внешнего движения, как чего-то объективно существующего, затем -воспринимающего, или ощущающего субъекта, а также тех чувственныхорганов, от которых идет другое движение навстречу внешнему, -все этовеличины постоянные, обуславливающие собою данные наличные чувственныесостояния, но не сводимые на них без логического остатка; а с другойстороны принцип чувственной наличности, очевидно, не дает основания иобъяснения ни для какой связной и систематической деятельности, хотя бытакой, которою занимались софисты, ибо всякая такая деятельность, кромепребывающего единства сознания, заключает в себе еще свойствапредусмотрительности и целесообразности, не сводимые к наличностичувственных процессов.

П., занимаясь за плату публичным и частным преподаванием всякой "мудрости", разъезжал по всем греческим городамЕвропы и Азии и много раз был в Афинах, где в 411 г., во времяреакционного правления "четырехсот", был обвинен в атеизме; из опасенияуголовного приговора спеша удалиться в Сицилию, он дорогою случайноутонул. Все его многочисленные сочинения потеряны. См. Harpf, "Die Ethikdes P." (Гейдельберг, 1884); Halbfass, "Die Berichte des Platon undAristoteles uber P." (Страсб., 1882); Vitriтga, "De P. vita etphilosophia" (Грёнинген, 1851); Frei, "Quaestiones Protagoreae"(Бoнн,1845). Вл. С.

Биография

Протагор (ок. 485–411 до н.э.), греческий философ, уроженец Абдер во Фракии. Обучая людей искусству убеждающего слова, Протагор, один из первых и наиболее прославленных софистов, брал за это громадные по тем временам суммы. Сообщается, что в 444 до н.э. Протагор составил законы для афинской колонии Фурии и что часть жизни он провел на Сицилии, а часть в Афинах, но путешествовал и по другим городам Греции. В соответствии с некоторыми (не самыми достоверными) источниками, в 411 до н.э. афинянин Пифодор, член Совета четырехсот, привлек Протагора к суду за фразу: «Относительно богов невозможно знать ни того, что они существуют, ни того, что они не существуют. Препятствует этому многое, как неясность предмета, так и краткость человеческой жизни». Эти слова содержались в трактате Протагора О богах, и за них он подвергся осуждению и изгнанию из Афин, сочинения же его были сожжены.

Протагор погиб по пути на Сицилию в результате кораблекрушения. Сообщается, что он написал несколько сочинений, но ни одно из них не уцелело, и его учение восстанавливается главным образом по сообщениям Платона (у которого имеется названный именем Протагора диалог) и Диогена Лаэртия. Протагор утверждал, что объективной истины не существует, а есть лишь субъективное мнение. Эта концепция выражена в знаменитом приписываемом ему афоризме: «Человек есть мера всех вещей». Протагор полагался не на науку, а скорее на здравый смысл, а практический политический и социальный опыт человечества противопоставлял учениям теоретиков. Протагор был также первым систематизатором грамматики, он внес некоторую ясность в разделение существительных на три рода, а также в вопрос о временах и наклонениях глагола.

Использованы материалы энциклопедии "Мир вокруг нас".

Биография

Протагор (Protagoras) из Абдеры (около 480 - около 410 до н. э.), древнегреческий философ, основатель школы софистов. Разъезжал по Греции с пропагандой своего учения, много раз бывал в Афинах, одно время был близок к Периклу и Еврипиду, во время олигархического переворота в 411 обвинялся в атеизме: его книга о богах была сожжена в Афинах. Особенно поражало современников П. то, что он устраивал публичные диспуты, брал плату за обучение, ввёл в оборот софизмы. Трактаты П. до нас не дошли. П. прославился своим тезисом: "Человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют". Содержащийся здесь субъективизм понимался П. как вывод из учения Гераклита (вернее, его последователей) о всеобщей текучести вещей: если всё меняется каждое мгновение, то всё существует лишь постольку, поскольку может быть схвачено индивидом в тот или иной момент; обо всём можно сказать как что-то одно, так одновременно и нечто иное, ему противоречащее.

Этот релятивизм проводился у П. и в религиозной области: "О богах я не могу знать ни того, что они существуют, ни того, что их нет, ни того, каковы они по виду". По-видимому, П. признавал существование и богов, и мира в целом, но в противоположность древней натурфилософии отрицал возможность достоверного познания объективного мира и признавал только текучесть чувственных явлений. В этике и политике П., по-видимому, был не склонен к последовательному проведению своего релятивизма: если мы не знаем истины, то можем знать, что полезно, об этом нам говорят естественное право и государственные законы; так, законодательство необходимо, поскольку в нас с самого начала вложены богами "справедливость" и "стыд", - здесь П. являлся сторонником как бы некоторого прагматизма. Имеются сведения о занятиях П. грамматикой, риторикой и художественным воспитанием.

Фрагменты в рус. пер.: Маковельский А., Софисты, в. 1, Баку, 1940, фрагм. 5-21.
Лит.: Ягодинский И. И., Софист Протагор, Каз., 1906; Чернышев Б., Софисты, М., 1929; Loenen U., Protagoras and the Greek community, Arnst., .
Л. Ф. Лосев.

Диалог заблудившегося и мудреца. Проблема максимализма.

Скованный Протагор

Спевсиппа! Кто принес эти яства и вино? - поинтересовался Протагор, возвратившийся после прогулки.

Да это какой-то юноша, видимо один из твоих учеников. Он ожидает тебя в сенях.

И что ему надобно?

Не знаю, но он сказал, что пришел по серьезному делу.

Протагор, несмотря на накопленную за весь день усталость, тут же отправился к своему гостю, который мирно почивал в саду.

Здравствуй, юноша!

Здравствуй, учитель! Я долго тебя ожидал, - ответил юноша. - Я вижу, ты устал, Протагор, если тебе угодно, то я могу зайти в другой раз.

Нет же, юноша, сиди, а я присяду рядом, мы вместе отведаем тех яств, что ты принес, запьем их вином, и мою усталость как рукой снимет. Но усталость может и не пройти, если разговор у нас с тобой не заладится, юноша. Интересно мне знать, по кому такому серьезному делу, как сказала Спевсиппа, ты ко мне наведался?

Учитель, мне неловко говорить то, что я собираюсь тебе сказать, но все же: мне думается, что я познал все, что возможно познать, и мне становится страшно от этой мысли.

Протагор, будучи известным скептиком, спокойно отнесся к словам своего ученика, не стал его ругать, а решил расспросить, что да как.

И что же ты познал? - спросил Протагор. - Расскажи-ка мне про это все, да поподробнее.

Я познал то, как предугадывать события, - ответил юноша. - Я познал логику всего происходящего, взаимосвязь прошлого, настоящего и будущего.

И как же тебе это удалось? - еле сдержался Протагор от ухмылки.

Я долго думал, размышлял над этим, учитель. Я ходил на твои лекции, читал твои произведения, а также произведения других мыслителей.

Постой-ка! - ревнивый Протагор не мог не отреагировать на такие слова. - И кого же ты читал кроме меня?

Извини, учитель, если я тебя обидел. Но разве ты не согласен с тем, что наше государство всегда было богато умами? Ты ведь сам говорил, что читал Гомера, Гесиода, Гераклита, Ксенофана, Солона и других мудрецов...

А, ну раз так, то пожалуй, ты правильно поступил, - ответил Протагор, немного успокоившись, но сомнение все же оставалось: А из современников наших никого не читал?

Получается, что я для тебя уже в прошлом? - оскорбился Протагор.

Учитель, но ведь я всего лишь повторяю твои слова.

Я понял, учитель, ты хочешь сбить меня с толку. Я уже почти забыл, о чем хотел поведать.

Могу тебе напомнить, юноша, дабы ты не обвинял меня. Ты заявился ко мне, и сказал, что познал все. Честно признаюсь, я поначалу подумал, что ты спятил, но не стал паниковать, и решил тебя послушать. Я подумал, может это просто очередные максималистские выходки, а? - тут Протагор сделал небольшую паузу, задумался, и внезапно обратился к юноше со словами: Скажи мне, кто ты?

Я? - ответил юноша.

Ты, а кто же еще. Мы же тут вдвоем находимся. Неужели ты думаешь, что я стал бы у себя спрашивать, кто я такой?

Очень на вас похоже, учитель.

Тут Протагор не удержался от смеха, но, успокоившись, продолжил расспрашивать юношу.

Ну, так ты не ответил. Кто ты?

Я Поликсен, твой ученик, неужели ты забыл меня?

А, так это ты, Поликсен? А я то не узнал тебя - думал, что это Бог надо мной издевается. Я ведь всегда думал (дураком был!), что только Богу дано познать все, а что может человек, особенно если он такой юный как ты, Поликсен. О, Зевс, чем я провинился пред тобой?

Учитель, не гневись, я уверен, что мои слова успокоят тебя.

Молви же, юноша.

Учитель, ты говорил, что существование заключается в отрицании, что каждый последующий шаг - это отрицание предыдущего.

Предыдущего или предыдущих?

Но это же одно и то же. Что нам дано сравнивать? Только прошлое с предполагаемым будущим, а настоящее отсутствует. Что бы я ни сделал, все уже в прошлом, и то, что я сейчас говорю, неминуемо становится прошлым, историей, причем такой же далекой и необратимой, как и древность. Лишь мой разум посредством памяти определяет, что ближе, а что дальше, ослабляя свой захват к более далеким событиям и явлениям, но крепко держа недавние.

Значит, одинаково далеко, говоришь? А как же разум определяет, что ближе, а что дальше, разве не по тому ли, что было позже или ранее? Может, настоящее и отсутствует, как таковое, поскольку его нельзя потрогать, остановить, оно слишком быстрое и текучее, но в таком случае, Поликсен, прошлого и будущего вообще не существует по той простой причине, что их и нет вовсе, кроме как одного - в памяти, второго - в представлениях. Есть ли вообще что-либо из перечисленного нами в действительности?

Да, учитель, несомненно, последовательность существовала, но после она остается лишь в сознании, хотя могла быть просто сгустком информации, без наличия какой-либо логики.

Хорошо, пусть будет так, но к чему же ты ведешь?

К тому способу, которым можно предсказывать будущее, учитель.

И ты действительно считаешь это важным? - ухмыльнулся Протагор.

А разве философ не стремится узнать будущее?

Может быть, но, скорее, желает понять, что такое будущее само по себе, а не каково оно будет. Вряд ли будущее может всерьез волновать умного человека, если на то нет необходимости, к примеру, профессиональной. А все потому, что философа не интересует "не-сущее", коим является будущее. Поликсен, никогда не забывай те слова, которые я говорю вам, своим студентам; одно из важнейших заключается в том, что философия - это познание действительности. Действительности! Понимаешь?

Но как же, учитель, ведь предсказание будущего может принести прибыль.

Какую такую прибыль?

Ну, помнишь, как Фалес разбогател на урожае, предсказав погоду?

И это единственное поучительное, что ты выбрал из того случая? А разве ты не помнишь, что Фалес этим доказал, что философ при желании может разбогатеть, только вот деньги не являются для него самоцелью. Он не сделал бы такого, если бы его не упрекали в нищете и убогости.

Учитель, я понял, что будущее - это отрицание прошлого. Каждый последующий день - отрицание предыдущего, его зеркальное отражение.

Как это?

Ну, для того, чтобы узнать будущее, необходимо приставить ко дню сегодняшнему зеркало.

И что же там можно увидеть?

День завтрашний.

А как же ты его увидишь, если он еще не наступил?

Увижу, если найду точку соприкосновения противоположностей.

Так ты, получается, воспринял все то, что я говорил вам о диалектике? Правильно говоришь, Поликсен, но не надо так углубляться, пока на то не будет объективной необходимости, иначе я, да и не только я, а все люди, будут считать тебя сумасшедшим. Что заставляет человека заглядывать в будущее, пытаться его предугадать?

Думаю, что...

Не перебивай меня, я еще не все сказал. Человек должен относиться спокойно ко всему тому, что происходит в процессе его существования; каждый должен знать меру. Когда кто-либо эту меру переступает, жизнь становится глупой. Те, кто обычно держится за свою жизнь, как за что-то ценное, беспокоится за свое будущее, боится потерять жизнь, выглядит очень смешно, Поликсен. Но в действительности человек не может бояться потерять свою жизнь, поскольку дана она ему Богом, и он ее заберет, когда посчитает нужным, посему беспокоятся они не за жизнь, а за то, с чем она их связала. Один страшится потери денег и богатств, другой - потери друзей и подруг, третий - власти, авторитета, почета, четвертый - перспектив и так далее. Вот я и думаю сейчас, Поликсен, что так привлекло тебя в жизни, почему ты забеспокоился о будущем?

Протагор, не думаю, что я отношусь к тем людям, которых ты сейчас подразумеваешь. Я просто надеюсь использовать свое знание, хочу зарабатывать на жизнь именно таким путем, у которого есть две развилки: либо я оставляю свое знание при себе, используя его для собственной наживы, либо даю советы другим, получая за это плату. У меня, конечно же, нет на данный момент точной методики прогнозов, но я уверен в том, что с твоей помощью мне легко удастся найти все необходимые способы. Но, к примеру, будь я врачом...

Что? - Протагор раскрыл рот от удивления.

Не беспокойся, учитель, я не собираюсь становиться таковым, я просто приведу пример. Врач может прогнозировать состояние своего пациента следующим образом: пациент чувствует себя хорошо, пациент чувствует себя плохо, пациент чувствует себя нормально...

Откуда ты взял именно такую последовательность? А почему не наоборот?

Все зависит от того, какое состояние является первым.

А как узнать, какое именно состояние является первым? - Протагор, казалось, запутался в мыслях своего собеседника.

Это очень просто: любое состояние может стать точкой отсчета. Я могу начать по-другому: пациент чувствует себя плохо, пациент чувствует себя хорошо, пациент чувствует себя нормально. Далее он ощущает себя ненормально, а в итоге он вообще никак себя не чувствует, то есть, на этом цепочка заканчивается.

Оптимистично, - улыбнулся Протагор. - Но в твоей речи имеется один большой минус, ведь ты говоришь не о самом состоянии пациента, а о суждении об этом состоянии, которое редко бывает правильным, и уж тем более - точным.

Да, но ведь врач способен на это, а мысли пациента текут в аналогичной логической последовательности, которая может совпадать, а может и не совпадать с истинным его состоянием. - Поликсен затих на минуту, как бы набираясь сил, затем продолжил. - Протагор, я уверен, что ты сможешь помочь мне в этом деле. Научи меня секретам диалектики, которые мне еще не известны или же направь меня на путь истинный: скажи, что я неправ, и я прекращу это занятие или помоги мне развить это знание.

Поликсен, посмотри на меня внимательно, глупый ты юноша, разве не видишь ты мои седые волосы? Неужели ты считаешь, что я в свои старческие годы способен что-либо создавать? Нет у меня ни сил, ни желания спорить с такими настырными учениками как ты, а тем более изменять своему учению, ведь именно к этому сводится все, что ты говоришь. Знаю я одного человека, Поликсен, который способен удовлетворить все твои устремления, живет он в Афинах - я как-то раз с ним встречался и беседовал. Зовут его Сократ, он энергичен, в расцвете сил, и способен разговаривать с кем угодно, сколько угодно и, если не ошибаюсь, о чем угодно. Говорят, многому может научить, так что отправляйся-ка ты, Поликсен, в Афины, а я останусь здесь, в Абдере, и буду учить, как учил раньше.

ПРОТАГОР

ПРОТАГОР

(Protagoras) из Абдеры (ок. 490 - ок. 420 до н.э.) - др.-греч. , виднейший старшего поколения. Неоднократно посещал Афины, был другом Периоа и написал по его поручению государственного устройства общеэллинской колонии Фурии. Согласно антич. биографической , погиб при кораблекрушении, спасаясь бегством от обвинения в нечестии, выдвинутого против него в Афинах. Соч. П. «Истина» начиналось словами: «Мера всех вещей - , существующих, что они существуют, а несуществующих, что они не существуют». Под «человеком» здесь подразумевался и тем самым провозглашалась относительность любого знания, любых ценностей, законов и обычаев. Полемизировал с математиками из-за того, что они оперируют абстракциями и вступают в с чувственным опытом. Писал и против «отстаивающих сущего», т.е. против элеатов. В преподавании большое уделял правильности употребления слов. В соч. «О первоначальном состоянии» конструировал схему постепенного формирования цивилизации, повлиявшую на европейской общественной . Черты этой схемы различимы и в платоновском мифе, вложенном им в уста П. Соч. «О богах» начиналось словами: «О богах я не могу знать, есть они, нет ли их, потому что слишком многое препятствует такому знанию, - и темен, и людская коротка».

Философия: Энциклопедический словарь. - М.: Гардарики . Под редакцией А.А. Ивина . 2004 .

ПРОТАГОР

из Абдеры (ок. 490- ок. 420 до н. э. ) , др.-греч. философ, виднейший старшего поколения. Неоднократно посещал Афины, был другом Перикла и написал по его поручению проект гос. устройства общеэллинской колонии Фурии. Согласно антич. биографич. традиции, погиб при кораблекрушении, спасаясь бегством от обвинения в нечестии, выдвинутого против него в Афинах. Соч. П. «Истина» начиналось словами: «Мера всех вещей - человек, существующих, что они существуют, а несуществующих, что они не существуют». Под человеком здесь подразумевался индивид и тем самым провозглашалась относительность любого знания, любых ценностей, законов и обычаев (ср. Платон, Теэтет 161 слл.; Аристотель, Метафизика 1062b 13 слл.) . Полемизировал с математиками из-за того, что они оперируют с абстракциями и вступают в с чувств. опытом. Писал и против «отстаивающих единство сущего», т. е. против элейской школы. В преподавании большое внимание уделял правильности употребления слов (Платон , Кратил 391 с) . В соч. «О первоначальном состоянии» конструировал схему постепенного формирования цивилизации, повлиявшую на развитие европ. обществ. мысли. Черты этой схемы различимы и в платоновском мифе, вложенном им в уста П. (Платон , Протагор 320с - 322b) . Соч. «О богах» начиналось словами: «О богах я не могу знать, есть ли они, нет ли их, потому что слишком многое препятствует такому знанию,- и вопрос тёмен и людская жизнь коротка» (Диоген Лаэртий IX 51) .

Фрагменты: DKII, 253-71; Маковельский А. О., Софисты, в. 1, Баку, 1940 , с. 5-21. ? Ягодин с кий И. И.. Софист П., Казань, 1906 ; Чернышев Б., Софисты, М., 1929 ; DavisonJ. A., Protagoras, Democritus and Anaxagoras. «Classical Quaterly», 1953 , v. 3, № 1-2; Fritz K. v., Protagoras, в кн. : RE , Hlbbd 45, 1957 , S. 908-21; Guthrie W. K. C., A history of Greek philosophy, v. 3, Camb., 1971.

Философский энциклопедический словарь. - М.: Советская энциклопедия . Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов . 1983 .

ПРОТАГОР

ПРОТАГОР из Абдеры ( . 480, Абдеры – . 410 до Р. X., был изгнан из Афин за свое соч. «О богах», по дороге случайно утонул) – древнегреч. философ. Протагор – известнейший из софистов, он называл себя «софистом и учителем людей». Полагают, что он сказал: «О богах я не знаю ни того, сколько их существует, ни также того, существуют ли они вообще». Главное положение его философии: «Человек есть всех вещей – сущих в их бытии и несущих в их небытии» (т. н. Homo – mensura – положение ). Поэтому невозможна всеобщезначимая . Для одного и того же человека никогда одно и то же не бывает истинным раз и навсегда, в различное , ибо «тот же» человек становится др. человеком. В этом смысле все «относительно». «Протагор» – одного из соч. Платона, в котором идет о поучительности добродетели и ее единстве.

Философский энциклопедический словарь . 2010 .

ПРОТАГО́Р

(Πρωταγόρας) из А б д е р ы (ок. 480 – ок. 410 до н.э.) – древнегреч. философ, основатель школы софистов. Разъезжал по Греции с пропагандой своего учения, много раз бывал в Афинах, одно время был близок к Периклу и Еврипиду, во время олигархич. переворота в 411 обвинялся в атеизме; утонул во время бегства в Сицилию; его книга о богах была сожжена в Афинах. Особенно поражало современников П. то, что он устраивал публичные диспуты, брал плату за , ввел в оборот софизмы (А4–6, Diels 9). Все это несомненно содействовало развитию красноречия и всякого рода логич. тонкостей мышления. Список его соч., даваемый Диогеном Лаэртским (IX 55 из А 1), во многом оспаривается. Известны его трактаты: "Ниспровергающие" (т.е. аргументы), или, что то же, "Истина", "О сущем", "Великое ", "О богах", "Противоречия". Ни один из трактатов П. до нас не дошел и о П. можно судить только по фрагментам. П. прославился своим знаменитым тезисом (Diog. L. IX 51 из В 1):

"Человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют". Содержащийся здесь , свойственный восхождения рабовладельч. демократии, освобождавшейся от родовых авторитетов и ее религ.-мифологич. мировоззрения, понимался П. как прямой из учения Гераклита (вернее, гераклитовцев) о всеобщей текучести вещей: если все меняется каждое мгновение, то ни о чем ничего нельзя сказать определенного, все существует постольку, поскольку отдельный в силах схватить в тот или иной ; и обо всем можно сказать как что-нибудь одно, так одновременно и что-нибудь другое, ему противоречащее. П. специально обучал тому, как слабейший сделать сильнейшим (А 21), т.е. о том, как можно доказывать все, что угодно и в целях утверждения чего-нибудь, и в целях его отрицания. Этот субъективизм и проводился у П. и в религ. области: "О богах я не могу знать ни того, что они существуют, ни того, что их нет, ни того, каковы они; по виду. Ибо многое препятствует знать это: и вопроса и краткость человеческой жизни" (В 4 ср. А 23). По-видимому, П. признавал и богов, и природы, и мира в целом, но в древней натурфилософии отрицал науч. познания объективного мира и признавал только текучую , не отражающую никаких ни объективных, ни субъективных устойчивых элементов (А 16). В этике и политике П., по-видимому, был не очень склонен последовательно проводить свой релятивизм. До нас дошло его рассуждение о том, что если мы не знаем истины, то мы можем знать, что полезно; и, в частности, как медицина нужна, поскольку она лечит больных, так и законодательство необходимо, поскольку в нас с самого начала вложены богами " " и "стыд", так что здесь П. являлся сторонником как бы нек-рого обществ. и гос. субъективизма: что на самом деле истинно, мы не знаем; а то, что для нас полезно, об этом нам говорят и гос. законы (А 21. 22). Гос. законы также текучи, как и все существующее. Но пока существует данный , ему необходимо повиноваться. Вообще П. еще очень далек от тех крайних анархич. выводов, к-рые были сделаны его ближайшими учениками и последователями. Имеются сведения о занятиях П. грамматикой, риторикой и художеств. воспитанием (А 25–29; В 10–12).

Лит.: Ягодинский И. И., Софист П., Каз., 1906; Чернышев Б., Софисты, М., 1929; Дынник Μ. Α., Очерк истории философии классич. Греции, М., 1936, с. 163–172; История философии, т. 1, [М.], 1940 (по имен. указат.); Maргулес Б. Б., Обществ.-политич. взгляды П., Л., 1953 (автореф. дисс); История философии, т. 1, М., 1957; с. 102–103; Morrison J. S., The place of Protagoras in Athenian public life, "The Classical Quarterly", 1941, v. 35, No 1, 2; Lоеnen D., Protagoras and the Greek community, Amst., .

A. Лосев. Mосква.

Философская Энциклопедия. В 5-х т. - М.: Советская энциклопедия . Под редакцией Ф. В. Константинова . 1960-1970 .

ПРОТАГОР

ПРОТАГОР (Πρωταγόρας) изАбдер (ок. 480-410 до н. э.) - древнегреческий философ, один из инициаторов софистического движения. 40 лет вел жизнь странствующего “учителя мудрости”, долго жил в Афинах, был близок к кругу Перикла, работал над демократическим законодательством Фурий в Юж. Италии (основаны в 443); в 411 по обвинению в “нечестии” был изгнан из Афин (за книгу “О богах”). Принимая учение Гераклита и Парменида об относительности и противоречивости “человеческого” (т. е. основанного на чувственном опыте) знания, Протагор отказался от противопоставления этого знания “божественному”, проникающему в скрытую явлений. Нет никакой “сущности явлений” помимо самих явлений, феноменальный же противоречив, и “относительно каждой вещи можно выставить два противоположных тезиса” (фр. В 6а). Оппозиция истины-мнения оказывается снятой: всякая истина есть чье-то , и всякое мнение истинно. Этот сформулирован в начальных главах основного философского сочинения Протагора “Об истине” (другое название - “Опрокидывающие (друг друга) речи”): “Человек есть мера всех вещей: для реальных - их реальности, для нереальных - их нереальности” (фр. В l DK). Человек - это индивидуальный восприятия, поэтому “каким что является мне, таково для меня и есть, а каким тебе - таково для тебя” (Платон. Теэтет 152а). Согласно Дидиму Слепому (“Толкование на Псалмы”, опубл. в 1968), Протагор говорит, что для всего, что есть, “быть” значит “явпяться”; “когда ты присутствуешь, то я являюсь тебе сидящим, а отсутствующему не являюсь сидящим; неясно, сижу ли я, или нет”. Притязания прежней метафизики на рациональной теологии оказываются для феноменализма Протагора несостоятельными: “О богах я не могу знать ни того, что они есть, ни того, что их нет, ни как они выглядят, ибо много препятствий знанию: и неявленность (предмета), и краткость человеческой жизни (фр. В 4 из “О богах”). Однако осторожный религиозный не спас Протагора от обвинений в атеизме. Его трактат “О первобытном состоянии” не сохранился, но некоторые идеи его, вероятно, переданы в мифе о происхождении человека, который Платон вкладывает в уста Протагора в одноименном диалоге (Prot. 320с sqq.): переход от дикости к цивилизации интерпретируется как биологических недостатков.

Фрягм. и свидетельства: DK II, 253-271; Untersteiner M., Sofisti. Testimonianze e frammenti, fasc. I. Firenze, 1967, p. 14-117; Gronev/aldM. Ein neues Protagoras-Fragment.- “Zeitschrift für Papyrologie und Epigraphik”, 1968, Bd. 2, p. 1-2; в рус. пер.; Маковельский А. О. Софисты, вып. 1. Баку, 1940, с. 5-21.

Лит.: Иерсесянц В. С. Политические учения Др. Греции. М-, 1979, с. 93-101; Богомолов А. С. Диалектический . М., 1982, с. 183-192; Koch H.-A. Homo mensura. Studien zu Protagoras und Gorgias. Tub., 1970 (Diss.); Bodin L. M. J. Lire Ie Protagoras: introduction a la méthode dialectique de Protagoras. P., 1975; Mansfeld/. Protagoras on epistemological obstacles and persons.- KerferdG. B. (ed.). The Sophists and their legacy. Wiesbaden, 1981, p. 38-53; Woodruff. Protagoras on the unseen. The evidence of Didymus.- The sophistic movement. Athens, 1984, p. 80-87; Huss B. Der Homo-Mensura-Satz des Protagoras. Ein Forschungsbericht.- “Gymnasium” 1996,103, S. 229-257. См. также лит. к ст. Софисты.

А. В. Лебедев

Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль . Под редакцией В. С. Стёпина . 2001 .